ИНТЕРВЬЮ СКВОРЦОВА ДЛЯ ЖУРНАЛА "ТЕАТРАЛЬНАЯ КАССА",июнь 2005

Полный вариант интервью для журнала

- Что для Вас театр – способ существования или смысл жизни?
- Мне кажется, нельзя разделять эти два понятия. Например, я ем творог по утрам – это мой способ существования. Без творога я не смогу прожить весь день. Но это вовсе не значит, что утреннее поедание творога является смыслом моей жизни.
Но творог можно ведь заменить чем-то другим…
- А я не могу заменить. С одной стороны - театр не может быть смыслом жизни, потому что это по большому счету это – моя работа, а кроме работы в жизни есть еще множество интереснейших вещей…С другой - для меня театр – это больше хобби, удовольствие. А если ты живешь и работаешь в свое удовольствие, значит, это для тебя становится смыслом жизни. . Вот такой противоречивый ответ… Я вообще не понимаю, как можно приходить на работу и заниматься нелюбимым делом.
- Да вполне возможно, если это делается ради денег.
- Вот поэтому у нас очень много несчастных людей. Я не занимаюсь театром ради огромных гонораров. Такое слово есть – «Творчество».А творчество для меня не есть работа…Скорее -созидание…И не важно, насколько я затрачиваюсь на спектакле, схожу с ума или нет – это мои личные эксперименты , меня же никто не заставляет это делать. И никаких денег не хватит чтобы достойно оценить эти мои «издевательства» над собой. Таков мой личный выбор.
- Представляете ли Вы себе свою жизнь без театра?
- У меня каждый новый сезон начинается с того, что я решаю бросить все и заняться чем-то другим. Нельзя все время посвящать чему-то одному, можно же с ума сойти. Кстати, вот именно сейчас, быть может , я и могу себе представить свою жизнь без театра, потому что в этом сезоне у меня подряд, практически без перерыва состоялись две премьеры – режиссерская «Скользящая Люче» и актерская в «Смерти Тарелкина» .Я допускаю, что после Тарелкина не будет новых проектов ближайшие несколько месяцев. Хочется остановиться – но на время. И выдохнуть. А планы есть.
- Есть ли у Вас кумир среди актеров, человек, которого Вы считаете неким образцом для подражания?
- Кого-то одного – нет. Мои кумиры – это мои партнеры по спектаклям - Володя Панков, Толя Белый и Артем Смола, Оля Лапшина, Аня Невская, Глеб Подгородинский…В «Смерти Тарелкина» моим основным партнером стал Александр Калягин... Люди, с которыми мне хорошо на сцене, и я знаю, что и им со мной хорошо. Они не предадут… А если это так, то они и есть мои кумиры.
- Насколько Вы амбициозны? В одном интервью Вы говорили, что Табаков, во время Вашей учебы в Школе-студии МХАТ, на одном из педсоветов сказал, что из Скворцова ничего не выйдет. Насколько это Вас подстегнуло или, наоборот, охладило?
- Нет, охладить подобные заявления, конечно, не могут. Когда в начале карьеры ты слышишь такое резкое высказывание, это же может тебя очень ранить, а то и убить. Для меня это было, возможно, рождением как как бойца. Хотя - даже если бы я не услышал этого признания от ректора Школы-студии МХАТ, я бы все равно не сидел сложа руки. Я Овен по знаку зодиака, и мне нравится все время идти вперед.. Наш мастер - Алла Борисовна Покровская- готовила нас к этой «театральной» жизни. Мы знали, что «легко» не будет…Может, поэтому, многие из моих однокурсников «пробились»… Да в том же «Обломове» - целая команда, гвардия, именно этого, моего поколения, имена давно все на слуху... Конечно, мы в меру амбициозны. Актерская профессия – она способствует возникновению амбиций. Но все должно быть в меру.
- Насколько часто Вы пытаетесь себе или кому-то что-то доказать в этой жизни?
- Каждый день – это борьба за выживание. Но это не амбиции, это желание доказать себе, что могу что-то еще…. Я уже прошел этап, когда мне надо было всем доказывать, что вот я такой есть. Я доказал, что я существую и что я имею право на это существование . Теперь надо двигаться дальше…
- Одной из Ваших первых работ с Владимиром Мирзоевым и Михаилом Угаровым была постановка «Голуби» в Театре им.Станиславского. Какой это был спектакль и что он для Вас значил?
- Это была первая постановка Угарова вообще на московской сцене, насколько я понимаю. Угаров – это живой классик. Он –безумно талантлив. Пьеса «Голуби» - это история о монахах– книгописцах Варлааме и Федоре , ведущих в келье буквально войну не на жизнь, а на смерть, за душу молодого монаха Григория, ставшего впоследствии тем самым Гришкой Отрепьевым, знакомым всем нам по истории.…В спектакле затрагивалось множество тем, по жанру - это была очень мощная философская притча… Я играл того самого Варлаама, Виталик Хаев – Федора, а Саша Усов сыграл Гришку Отрепьева, кстати, именно в этом спектакле в первый раз у Мирзоева появилась Ольга Лапшина.. К сожалению, мы немного опередили время…Если бы этот спектакль вышел сейчас, то ,возможно, сразу стал бы крупным событием в театральном мире. Тогда нас просто не поняли… Не нужны были в то время никому тонкие психологические истории… В итоге он просуществовал полтора сезона. Те люди, которые его видели, до сих пор вспоминают о нем с теплотой и считают, что он был одним из лучших спектаклей Володи Мирзоева. Замечательно, что столько лет прошло, а помнят… «Голуби» превратились в хорошую театральную легенду…

Что Вас сейчас больше привлекает – классика или новая драма?
- До определенного момента я занимался только новой драмой. Сейчас волею обстоятельств я сыграл главную роль в спектакле по великой русской классической пьесе. Я уверен, что на каждого автора, на каждую пьесу есть свое время. Ведь – сто лет назад пьесы Чехова считались именно той самой «новой драмой».Я не хочу никого сравнивать, просто для каждого времени адекватны свои герои. Почему сейчас не получается «Вишневый сад» или «Чайка»? – Возможно потому что актеры, как мне кажется, не могут соответствовать стилю автора. Что касается лично меня,- мне важно рассказать саму историю. А вот история, которая была рассказана миллионы раз, в разных интерпретациях и трактовках мне уже в принципе не интересна. Я не понимаю такого подхода к классике, когда режиссеры ставят одни и те же пьесы из спортивного интереса – «а вот как бы я это сделал»,или к примеру «никто не играл еще Нину Заречную картавой – вот это решение» … Сегодня интересно открывать новые пьесы. Та же «Смерть Тарелкина», скажем, она долгое время не ставилась и была практически забыта, а сейчас намечается какой-то бум – эту пьесу ставят в пяти театрах. И удивительно, насколько современным актуальным языком она написана ,– для меня это событие ….
- То есть для Вас даже не самая идеальная пьеса новой драмы будет интереснее энного прочтения классической пьесы?
- Я бы не хотел так категорично заявлять. Мне интересно многое. Новые пьесы написаны как бы про меня, или моих современников…И рассматриваю их я исключительно как человек, живущий в данном конкретном временном промежутке…Поэтому, возможно, моему поколению так интересно участвовать в проектах по пьесам новой драмы. С другой стороны -нельзя утверждать, что наше поколение не умеет играть классику. Толя Белый удивительно сыграл Короля Лира. Или Глеб Подгородинский - прекрасный Чацкий в Малом театре и замечательно играет в «Половом покрытии» в Центре Драматургии и режиссуры… Но порой концепции решения замечательных классических текстов меня просто повергают в состояние шока...Я никогда не пойду играть в такой спектакль, где Отелло будет, скажем, альбинос и гомосексуалист ,только бы оригинальностью блеснуть– это ерунда, бред полный . Автор не про это же писал… А некоторые актеры даже ходят смотреть на то, -как играют другие, чтобы не дай Бог - не повторить что - то…. В конкретной ситуации с Тарелкиным мне интересно было проследить путь безумия человека, а не равняться на тех, кто когда-то играл эту роль. Мне повезло – я не видел спектаклей по этой пьесе, поэтому – «переплевывать» мне лично никого не хотелось – и того самого «спортивного интереса» не было…..
- В этом сезоне Вы дебютировали как режиссер, поставив в Центре драматургии и режиссуры спектакль «Скользящая Люче». Что это для Вас – эксперимент или переход в новое качество?
- Нет, никакого эксперимента не было, я знал, на что я иду. И зачем иду… Я считаю, что пробовать надо все, нет никаких табу. А пробовать просто для того, «чтобы попробовать», - это тоже ерунда. Идея поставить эту пьесу во мне сидела несколько месяцев, пока я решился подойти к Алексею Казанцеву, руководителю Центра Драматургии и режиссуры с просьбой о постановке… Для меня эта постановка - больше, чем поступок. Это еще один мой способ высказать себя, мой второй путь, и не исключено, что будет и третий, и четвертый. Мне скучно все время заниматься одним и тем же. Если вы знаете мой репертуар, то заметили, наверное, что я принципиально стараюсь играть разные роли. Я не люблю повторяться. Мне предлагали, например, вариации на тему роли Обломова… я отказался.. Зачем?...то же самое… Никто не любит стоять на одном месте. Спектакль «Скользящая Люче» - это мое личное, сокровенное, то, чем я долго «болел», с чем жил. Я не мог этого не сделать. А если есть такая очень мощная потребность на грани жизни и смерти, тогда тебе дается некое благословение ,уж не знаю от кого, но тогда все должно получиться. Подобные шаги, когда меняешь все, - это очень серьезно. Поэтому, для меня как для творческого человека, для личности, для мужчины, это был поступок, очень оправданный.
- Как возникло Ваше сотрудничество с Максимом Обрезковым, который тоже внес свою немалую лепту в создание Вашего спектакля?
- До начала работы над «Люче» мы не были знакомы с Максимом, нас познакомил случайно один наш общий друг. Мне всегда хотелось найти абсолютных единомышленников. Кстати, никого из нашей постановочной команды я не «искал специально»… Максим прочитал пьесу, мы с ним поговорили и поняли что у нас - много общего. Потом подключился Андрей Шепелев, художник по свету, затем - балетмейстер Катя Кислова. А без «Пан-квартета» я вообще не представлял этот спектакль…. Мы дружим с ребятами уже давно, говорим на одном языке… Из нескольких слагаемых все сложилось, это не моя заслуга, это заслуга обстоятельств.
- Поменялись ли Ваши взгляды на работу актера и режиссера после того, как Вы попробовали себя в новом качестве? Не мешает ли Скворцов-режиссер Скворцову-актеру?
- Конечно, с одной стороны, все изменилось. Мои ошибки как актера стали мне ясны. Все артисты, игравшие в моем спектакле, безусловно, без исключения талантливы, я в каждом из них видел себя, и в этом была колоссальная школа. И я сформулировал несколько постулатов, которые я решил выполнять, когда снова вернусь в основную профессию. В результате, конечно, ничего не изменилось. Мои недостатки так и остались при мне. Хотя теперь я понимаю многих режиссеров... И на репетициях «Смерти Тарелкина» я был - само послушание. Во всяком случае, я пытался соответствовать всем задумкам Оскараса Коршуноваса. Режиссеры - это очень сложные «субстанции», это люди-герои.
- А актеры?
- А что актеры? Если режиссер все сделает правильно, то у актера все будет хорошо. Если спектакль получится, то - актеры замечательные , если провал – виноват режиссер. Когда у артиста что-то не складывается, значит, режиссер не может что-то ему объяснить, чего-то додать. Поэтому лучше доверять режиссеру. И жалеть – от него зависит практически все.
- Значит, утверждение «Спектакль плохой, но актеры очень хорошие» - абсурдно?
- Абсурдно. Спектакль есть акт совместного творчества.
- А Вы – режиссер-тиран или режиссер, любящий актеров?
- Режиссер любящий актеров, для меня это - безусловно. Если актер знает, что не любим, то от него ничего не добьешься. Он должен чувствовать себя «гением» всегда. Режиссер – это некий главнокомандующий, а актеры же - те, кто идет в бой. Почти все зависит только от «тактики ведения боя», от того насколько все правильно выстроено... Если режиссер любит и верит в своих артистов, - они готовы сделать ради него невозможное – это дорогого стоит. Все мои актеры любимы мной как один, мы одна плоть и кровь, это мои родные люди.
- Как Вы воспринимаете критические статьи о своем спектакле?
- Спектакль, как ни странно, не ругал никто, ни актеров, ни художников, ни режиссера. Мне показалось, что люди не знают, как к этому относится: сказать-то нечего, потому что спектакль «от сердца», и для меня это принципиально важно. Если все настолько искренне работают и не жалеют себя, то нельзя к этому придраться, потому что не к чему. Я допускаю, что спектакль не идеален, но это мое видение, это мой театр, это мой спектакль, почему я не имею права видеть так? В основном ругают пьесу, и ругают совершенно неоправданно, пьеса, как и любая пьеса, несовершенна, и это нормально. Один журналист написал, что должен быть конфликт социалистической и капиталистической Литвы , кто-то упрекал автора в сентиментальности – но это же бред какой-то. Лучшего в данной структуре, такого, чтобы меня «цепляло», я не читал последние несколько лет.
Статей было очень много, много хвалебных, и даже по рейтингу спектакль выходил в некоторых изданиях на первое место. Я очень рад, что критики нас поддержали, но они не могли не поддержать, потому что это очень искренний спектакль, он родился сам собой. То есть - не вопреки…
- Вы не боитесь, что это была некоторая фора со стороны критики, вот выпустите второй свой спектакль, тут-то они и оторвутся?
- Если будет второй спектакль (а у меня уже есть текст, который я хочу поставить), то это тоже будет проект, который будет долго вызревать внутри меня. И если я пойму, что могу без него прекрасно обойтись, я не буду его делать. По моему - режиссер должен быть внутри материала, а просто так сказать: «А поставлю-ка я очередную какую-нибудь модную штучку» - это не прокатит. Я вообще не понимаю, как можно ставить несколько спектаклей подряд и даже одновременно. Это же целый акт рождения, это даже серьезнее, чем для актера - делать роль. Здесь же ответственность абсолютно на грани, последняя подпись – твоя.
- Вы присутствуете на каждом спектакль «Скользящая Люче»?
- Стараюсь. Исключением стали лишь те два спектакля, когда я играл одновременно с «ЛЮЧЕ» - «Смерть Тарелкина».
- Я с большим удовольствием слушаю, как Вы и Ваши коллеги читаете стихи на радио «Культура». Расскажите, пожалуйста, как Вы попали в этот проект.
- Туда пригласили многих актеров из «Мастерской Фоменко» и нас с Толей Белым. Мы записывались в прошлом году, летом. Я озвучил 35, что ли, стихотворений, просто не отставал от режиссера, ходил за ним и говорил, что я хочу еще, еще и еще. Мне был предоставлен выбор, и я говорил: «я хочу это, и это, и Лермонтова, и Тарковского, и все, что можно». Там это было так потрясающе устроено: вот передо мной лежит стихотворение, режиссер дает краткую биографическую справку о поэте – экскурс на две минуты, и я уже понимаю, как читать. Манера этого чтения – не «как стихотворение», а будто размышление «про себя»… Да, «поэтическое размышление «про себя». Это все было открытием, я не ожидал – как это будет для меня ново, интересно, и я очень хочу этим заниматься еще.
- А радиотеатром Вы когда-нибудь занимались?