ТЕАТРАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ № 2 за 2005 год.

Владимир Скворцов: Путей в жизни и творчестве очень много, хотелось бы только, чтобы все они вели вперед…

Володя, как вы считаете, вас как актера сформировала именно учеба в Школе-студии МХАТ?
Годы, проведенные школе-студии, нельзя назвать только обучением. Это была концентрация всех лучших качеств, которые могут быть в современном интеллигентном человеке. Мы это впитывали, наверное, через сердце. Главным человеком в этом процессе была Мастер курса - Алла Борисовна Покровская, на которую молятся многие поколения актеров, и я тоже, конечно. Она всегда нам говорила, что душа актера должна быть открыта и сопряжена с душами зрителей. Именно этот гениальный педагог и открыл для меня двери в настоящий Театр.

Вы не чувствуете «растроения» или «расчетверения» личности, когда работаете в театрах, творческие линии которых не только отличаются от мхатовской, но и порой диаметрально противоположны друг другу?
Я об этом не задумывался…(смех) Когда ты утром просыпаешься,- естественно, знаешь,- какой именно сегодня у тебя спектакль, и настраиваешься именно на ту стилистику, в которой предстоит играть. А вот когда репетируешь новую роль, тогда порой возникают проблемы. Потому что необходимо настроиться на нее, сконцентрироваться на герое… И это требует особого состояния души. Своеобразные – «творческие роды» что-ли (смех)… И лучше на выпусках новых спектаклей не мешать в один коктейль разные роли. Например, когда у меня выходит новая работа,- я принципиально две недели до премьеры ничего другого не играю. Отказываюсь, практически, от всего.

Обычно к актерской режиссуре у нас на театре относятся скептически, считая что в нее идут актеры-неудачники. Но вы все же занялись этим, хотя играете много и успешно. Почему это произошло?
В жизни всегда надо что-то менять, поворачивать себя в другую сторону. Для меня приход в режиссуру – это далеко не первый подобный поворот. Первый случился много лет назад, когда я вдруг захотел стать артистом , во что бы то ни стало. Потом решил поступить в Школу-студию МХАТ, делал это безуспешно несколько лет, и , когда надежда почти иссякла,- меня неожиданно взяла к себе на курс Алла Борисовна Покровская , Мастер, учиться у которого мечта многих… Потом- знакомство с Александром Калягиным и попадание в труппу «Et cetera»…Серьезным поворотом в моей жизни стала работа с Владимиром Мирзоевым. Это была удивительная встреча не только с талантливым режиссером… В то время меня окружали удивительные молодые актеры, единомышленники ,многие из которых затем стали заниматься современной драматургией и сейчас являются безусловными лидерами поколения- Ольга Лапшина, Ирина Гринева, Виктория Толстоганова , Елена Морозова, Виталий Хаев, Анатолий Белый, Александр Усов, Вадим Колганов, Артем Смола... В театральной среде говорят, что, если поработаешь с Мирзоевым, то потом вообще «ничего не страшно» (смех). Мы научились мыслить и говорить по иному ... И вот тут – то все совсем изменилось… «Новая драма». Мои друзья, как и я, естественно, не могли не участвовать в семинарах по современной драматургии в Любимовке - собирались вместе и что-то пытались иное открыть…Так мы знакомились с молодыми талантливыми авторами и режиссерами. Наше поколение, кстати, всегда совало и продолжает совать свой нос во все новое (смех). И когда в Москве появился Центр драматургии и режиссуры А. Казанцева и М. Рощина, поддерживающий именно новые начинания, и у нас появился шанс заняться тем, о чем всегда можно только мечтать – творить в компании близких по духу талантливых людей, друзей – мы не могли не воспользоваться им. В результате - появилось несколько замечательных спектаклей, один из которых - «Облом off», и явился новой ступенью в моей биографии, и не потому , что у нас получилось… Наверное, какое-то стечение звезд… Судьба… Мы друг друга знали и до этой работы, а тут «сплотились» так , что стали просто родными людьми… мы дышали как один человек… И это был последний поворот перед тем, как я решил совершить совсем «мужской поступок в творчестве» и заняться режиссурой. Опять захотелось все изменить, хотя работы было много: после Обломова появилось пять разных ролей в нескольких театрах, а вообще в Москве у меня 14 названий.
Удается ли вам в них не повторяться?
Стараюсь... (смех). Причем, наверное , это уже сидит глубоко в подсознании - в любой стилистике, в любой роли пытаешься открыть в себе что-то новое. Но всегда и везде есть я сам, мое личное видение. Не надо искать в этом разные грани Скворцова,- тем не менее,- все эмоции, которые присутствуют в персонажах, отчасти мои. Я ищу боль роли в себе, и это – нормальная актерская позиция.
Чем все же объясняется ваш приход в режиссуру: переходом количества в качество или какими-то флюидами, которые вдруг ниспослали вам озарение?
Не знаю… Наверное,- время пришло… Я вдруг почувствовал, что мне это именно БЫЛО НУЖНО… Необходимо. А потом… обычно режиссеры видят актера только с одной, привычной, открытой кем – то, когда - то стороны... Вот некоторых моих друзей никто даже и представить не хочет в качестве серьезных драматических актеров. Такое произошло, например, с Володей Панковым. Он много и успешно работал с разными режиссерами, но его в основном использовали в амплуа характерного артиста, поющего, играющего на полусотни разных музыкальных инструментов… И никто даже не замечает, какие у него потрясающие, умные, красивые, «глубокие» глаза. Он замечательный музыкант и его группа «ПАН-КВАРТЕТ» написала музыку ко многим успешным театральным проектам… Но почему все видят его именно в одном музыкально-комическом качестве? Меня очень волнует эта несправедливость по отношению к актерам, которых пытаются насильно удержать в навязанном им амплуа. И потом – Феликс, главный герой «Скользящей Люче» мне лично очень близок ,поэтому, актер, играющий эту роль, должен транслировать не только мои режиссерские мысли, но и меня самого, как человека. Такую роль можно было доверить только очень близкому человеку. И именно Володя Панков стал исполнителем главной роли в «Скользящей Люче». Не потому, естественно, что он мой друг… просто… я не знаю, кто кроме него смог бы… Или - Ольга Лапшина, играющая роль матери Феликса. Ее все время пытались сделать поющей клоунессой, опираясь на замечательные вокальные данные… А между тем – это потрясающая трагическая актриса… И перечислять имена можно до бесконечности… Мне хотелось , чтобы эти талантливые люди шагнули вместе со мной куда – то в сторону и попробовали совсем иное…

Что вы считаете главным в работе над конкретным спектаклем?
Главное – это история, которую ты ставишь. Внятный, психологический разбор материала, не надуманный, основанный исключительно на реальных эмоциях. И , конечно, актер. Причем, не «прикрытый» всякими придумками и «корючками»… Я люблю «крупные планы», игру на авансцене. Считаю, что надо дать зрителю увидеть актерские глаза и актерскую душу. Я не против режиссерского концептуального театра, но для меня очень важно, чтобы история была ясна и актеры не чувствовали себя идиотами. Важно понимание, взаимное доверие . Я всем своим актерам доверял абсолютно, и тем не менее, каждая мизансцена, каждая реплика, была прочувствована, «проплакана» или «просмеяна» мной.

Нашли ли вы свой режиссерский язык и метод работы?
Моя задача, как режиссера, состояла в том, чтобы заразить актеров идеей моей постановки и моими эмоциями. И сделать это достаточно честно.
Я ведь работал со многими режиссерами, и у меня, как актера, сложилось свое представление о том, как бы я хотел, чтобы они работали со мной. Скажем, я не желаю, чтобы режиссер был по отношению ко мне диктатором. Я бы хотел, чтобы он давал мне относительную творческую свободу и был мне… ну, почти другом. Банальные слова… Но смотрите,- обычно между актером и режиссером существует дистанция, которая, на мой взгляд, не очень верна. Актер - это ведь «транслятор» мыслей режиссера, поэтому он должен ему слепо доверяться, а как доверять режиссеру, если ты его видишь в первый раз, естественно, никакого духовного контакта быть не может.
Возникает внутренний зажим, некоторые актеры преодолевают его,
«выдергивая» клапан под названием «мастерство». На деле же – набор своих же штампов, и происходит «подмена» . Нет, актеру надо обязательно быть «партнером» режиссера, его союзником, и, возможно, именно тогда получится спектакль. Или - роль. Этим я и руководствовался, когда мы работали над «Скользящей Люче». Кроме того, у режиссера должна быть команда единомышленников. В этом отношении – мне ,бесспорно, повезло.
И тут я не могу не назвать потрясающего художника Максима Обрезкова, который делал и костюмы и декорации. Он не только тонко чувствует стиль, его костюмы именно «живут». Я не могу не назвать замечательного художника по свету – Андрея Шепелева, который создал неповторимую атмосферу, и талантливого режиссера по пластике Екатерину Кислову (кстати,- тоже впервые работавшую над большим драматическим спектаклем). И, конечно же,- музыкантов из «ПАН-КВАРТЕТа», их музыка является еще одним «действующим лицом»… Все эти люди - полноправные мои соавторы. Кроме того, работая над спектаклем, я понял, что у режиссера, кроме надежной команды, должен быть помощник, который является его «правой рукой», тот самый помощник режиссера, по сути – самый верный человек , который сидит в рядом и поддерживает тебя. Он говорит : «Да, это правильно! Ты прав!» (Смех). Таким человеком для меня и для всей команды является Наталья Жолобова. Не просто профессиональный пом.реж.,– она еще и потрясающий художник . Во время репетиций мы называли Наташу – «НАШЕ ВСЕ»

Вы пытаетесь вытащить из актеров их собственное «я» или просто используете какие-то психофизические данные?
Мои актеры для меня – это не просто материал. Это (простите за высокое слово) моя плоть и кровь. И вытаскивать из них что-то новое я не пытаюсь. Они сами все вытащат. Тут главное только верить в себя. И в слова режиссера.

Вот пример: в нашем спектакле играет потрясающая актриса из театра «Эрмитаж» Ирина Богданова. Когда я ей дал текст, она испугалась и говорит: «Как же я ЭТО
буду играть, я же страшная!» Я ей отвечаю: «Какая же страшная?! Ты -
красавица!» Она ведь, действительно, на редкость интересная женщина…

…Подтверждаю: необыкновенно интересная, просто обворожительная!

Так вот, она говорит: «Наверное, я не смогу!» А на следующий день пришла и сыграла так, как мы задумали. Она настолько перевоплотилась, что у нее в жизни стали спрашивать: «Ира, что с тобой произошло?!» Меня подкупило одно- безграничная вера в себя. И в работу. Как итог – Богданова блестяще сыграла сложнейшую психологическую роль, и пошла на очень многое - даже на довольно откровенные эротические сцены…

Кстати, несмотря на наличие таких сцен ваш спектакль на редкость целомудренный.
Это потому что все наши четыре актрисы - Ольга Лапшина, Ирина Богданова, Анна Капалева и Людмила Халилулина – удивительно красивые и женственные. Вообще, глядя на моих актеров, а в спектакле кроме вышеназванного Владимира Панкова еще заняты Николай Шатохин и Дмитрий Мухамадеев, я все время поражаюсь - насколько они все разные, и насколько уже родные друг другу и мне…Насколько гармонично смотрятся они друг с другом…Настоящий ансамбль.

Почему ваш выбор пал именно на «Скользящую Люче» - на первый взгляд, довольно странную пьесу? Ведь в молодежной театральной среде сейчас модна брутальная, жесткая драматургия, которая, как считают многие, отражает ментальность нынешнего поколения. У вас же – сплошная поэзия и даже ненормативная лексика отсутствует. А без нее сейчас в «новой драме» – никуда!
Эту пьесу не все приняли, но, мне кажется, что эта неприятие неоправданно. Пьеса, действительно, написана сложным, но при этом -Вы правы, - поэтическим языком. Именно это меня зацепило. Особенно – финальная сцена между матерью и отцом героя, прочитав которую я расчувствовался и долго потом не мог успокоиться. Эта сцена меня и «инфицировала». Я тотчас решил, что либо ставить «Люче» буду я, - либо никто. (Смех). Тут же позвонил драматургу – Лауре-Синтии Черняускайте. Попросил у нее официальное разрешение на постановку, хотя в нынешнем театральном мире такое уже не практикуется. Кстати, считаю, что это неправильно. Актеры и режиссеры просто обязаны просить «благословение» на ту или иную постановку или роль не только у живых, но даже у покойных авторов. Лаура - Синтия дала мне согласие на постановку ее пьесы. Затем,- Алексей Николаевич Казанцев, руководитель Центра Драматургии и режиссуры, человек, без которого не состоялись бы многие из известных спектаклей, тоже разрешил мне, причем, - без всяких «тестов на профессионализм» взяться за этот эксперимент. Затем,- проект «Открытая Сцена»,в
Министерство культуры и Фонд по культуре проект Была подана заявка на грант. Спектакль профинансировали.
То есть,- я получил «зеленый свет». А что касается «брутальности», то должен сказать, что пьеса достаточно жесткая. В ней, действительно, нет ненормативной лексики. Правда, есть одно «полунормативное» слово, которое я произносить сейчас не буду. (Смех). Единственное, что может броситься в глаза при прочтении, так это - некоторый пафос, который мы пытались «нейтрализовать».

Некоторые режиссеры начинают свой путь в искусстве с Шекспира или Островского. У вас не было такого искушения?
Нет. Нельзя в тысячный раз ставить «Гамлета» или «Вишневый сад». Мне неинтересно соревноваться с другими режиссерами: ах, он сделал так, а я сделаю этак! Гораздо интереснее открывать новые тексты. Так считают и многие мои современники.

Критика отреагировала на ваш спектакль очень доброжелательно. Это радует?
Мне очень приятно, что критика в основном поддержала спектакль.
Но главное – нас поняла публика, хотя наш язык не настолько уж прост.
Когда мы репетировали, ни у кого вообще не было ощущения, что мы делаем какой-то хит, «нетленку». Важна была мысль, наше отношение к поднимаемым в этой истории философским вопросам. К основным жизненным проблемам. К нашим личным проблемам…

Мнение критика Г. Демина: Текст – потом.

Глядя на вас, ваши роли и увидев ваш новый спектакль, я все больше прихожу к выводу, что вы – «безнадежный» лирик. Это не мешает, как это и подобает настоящему режиссеру, быть жестким, а то и жестоким?
Как оказалось, я достаточно тверд, жёсток, а иногда и жесток. А что касается лирики, то я думаю, что в театре зрителя можно зацепить только искренностью. Я всегда помнил о том, что нам говорила Алла Борисовна Покровская. Наш спектакль – пропущен всеми «сквозь» себя, свою душу. Поэтому – Вы и говорите «поэтичный»…А что такое ДУША, как не поэзия? Особенно душа русского человека. Любую душу, если она не принадлежит уж полному ничтожеству, можно раскрыть и даже - вылечить, когда она нуждается в лечении... А потом,- почему же «безнадежный лирик»? Не настолько уж безнадежный. (смех).
Душа… Вот сейчас сказал все это и вспомнил, что «Облом off» был «рожден» очень похожим способом…

Вы очень кстати вспомнили своего Обломова. Еще не видя вас в этой роли, я недоумевал, как это современный, молодой, стройный, динамичный человек вдруг решился на такую роль? Неужели не было сомнений в том, что это – ваше? Он был близок вашей душе?
Конечно! Он «сидит» в любом из нас. Помню, даже были какие-то дебаты: кем лучше быть – Обломовым или Штольцем? После нашего спектакля однозначно стало ясно – Обломовым. (Смех). В каждом персонаже нужно искать то, чем он откликается в тебе.
Обломов- философ, у него есть свои принципы, и он не станет ими жертвовать даже ради того, чтобы остаться в живых. Человек сильный и очень защищенный этой своей философией. Но вместе с тем,- он и трогательный, и ранимый. Кроме того, у него большое доброе сердце. Настоящий национальный русский герой. Так вот, - я совсем не сомневался, и в том, что это – «мое», и в том, что Угаров это поставит достойно...

Вот видите: та самая «заскорузлая» классика, которую играют «в тысячный раз», а ведь сработала!
Нет, извините! Это как раз никогда никто не играл. Пьеса «Смерть Ильи Ильича» ведь - переложение классики, оформленное в некую идею о жизни и смерти последнего «цельного» человека в России. Это Михаил Угаров вычленил из произведения Гончарова и написал самостоятельную пьесу. Поэтому не стоит данный текст называть классическим. Ну, а что касается самой постановки… Я, как вам известно, играю Обломова в джинсах и свитере (смех).

Что-то мы все о театре. Расскажите, пожалуйста, о ваших киноработах.
В последнее время у меня в этой области, действительно, много новостей. Только в прошлом году я снялся в пяти фильмах. Можно сказать, - открыл для себя еще одно новое поле деятельности…

Для вас эти съемки – это тоже творчество?
Ну, во-первых, в этом есть некая привлекательная безответственность. Актер в кино ведь отвечает только за себя, причем сиюминутно. Как тебя «снимут и склеят» – это уже не твои проблемы. Порой вследствие этого в кино становятся популярными люди, которые никогда не были актерами и которых даже отчисляли из вузов. А благодаря замечательным режиссерам, операторам и монтажерам они теперь ходят в звездах.
А во-вторых, это просто приятное и полезное времяпрепровождение (смех).

Творческая молодежь в последнее время дистанцируется от острых социальных проблем. Знаю, что вы - не из таких. Недавно вы ездили в Северную Осетию, и это было связано с трагедией в Беслане. Расскажите об этом.
Это была акция в поддержку детей Беслана. Театр «Et cetera», который является основным местом моей работы, привез туда на гастроли детский спектакль «Тайна тетушки Мэлкин». Мы играли для детей Владикавказа и Беслана. Для нас это был гражданский долг. Поразительно было видеть счастливые глаза детей и их родителей .И мы были счастливы тоже , когда играли для них, когда ощущали ,что они вместе с нами окунаются в этот волшебный сказочный мир, где нет выстрелов, взрывов и смертей. Где все живы и счастливы… Где все прекрасно… Мы до сих пор – под огромным впечатлением от этой поездки…

Ну, поскольку речь зашла о вашем родном театре, то не могу не задать вопрос о спектакле, который вы сейчас репетируете. Ведь мало того, что это – изрядно подзабытая «Смерть Тарелкина», а ко всему прочему над ним работает своеобразный и даже маргинальный литовский режиссер Оскарас Коршуновас. Как идет работа, что вы собираетесь сказать людям своим Тарелкиным?
Это не будет стандартное решение пьесы , как, в общем-то, всегда бывает у Коршуноваса. Мы с ним люди одного поколения, и я очень хорошо понимаю его. Я очень давно хотел поработать именно с ровесником, который лично для меня будет очень близким по духу человеком…И я рад, что он выбрал меня на эту роль. Александр Александрович Калягин будет играть Варравина. Про что будет спектакль, пока не скажу. Пусть данное прочтение классики будет неожиданным для зрителей. Но мне безумно интересно с Оскарасом, я пропадаю на репетициях с утра до ночи.

Попробовав режиссерского ремесла, вы по-прежнему слепо доверяетесь режиссеру или уже появляются некие сомнения?
Нет, я абсолютно доверяю. Так же, как доверяли мне мои актеры на репетициях «Скользящей Люче». Я считаю, что режиссерские идеи ни в коем случае не должны оспариваться.

Говорят, что обычно режиссеры назад в артисты возвращаются с неохотой…
Конечно, возвращаться назад в профессию очень сложно. Но я из нее не уходил, это был только шаг в сторону. Более того, я не остановлюсь, а иду дальше. Путей в жизни и творчестве очень много, хотелось бы только, чтобы все они вели вперед…

Банальный вопрос: не хотите ли сыграть в своем спектакле?
Никогда! Это разные профессии. Я, как постановщик, никогда не смогу делать замечания партнеру, находясь с ним рядом на сцене. Если режиссер выходит на площадку играть в своем спектакле, он вряд ли сможет это делать так же истово и искренне, как обычный актер. Всегда и везде будет присутствовать его «собственный взгляд со стороны», а о какой тогда искренности может идти речь?.. Кстати, а вот в кино это возможно.

Вопрос из разряда «желтых». У вас в Центре драматургии и режиссуры сложилась уже прочная команда режиссеров, которых, несмотря на молодость, можно назвать «заслуженными». Не было ли с их стороны удивления или даже ревности ко вновь народившемуся режиссеру Владимиру Скворцову, который вдруг раззудил плечо и поразил всех?
Я не знаю, поразили ли мы всех, как вы говорите. Не знаю, как относиться и к похвалам. Но лично для меня – это неожиданно, и безумно приятно, хотя бы потому, что нас услышали и поняли, а кроме того, - все участвующие в спектакле актеры проявили себя в новом качестве . И сделали это, надо сказать, - замечательно. А как отнеслись наши режиссеры? Очень многие поздравляли. (смех).

А Александр Александрович Калягин одобряет ваши режиссерские поползновения?
Да. Он вообще одобряет всякого рода поиски и эксперименты. Александр Александрович прекрасно знал, что для меня постановка «Люче» - шаг очень серьезный. Поэтому, он понял меня, прежде всего потому, что он сам - Художник, и знает, что я всегда ищу иные способы самовыражения.

А когда Вы собираетесь приступить к постановке своего нового спектакля?
Все зависит от целого ряда причин... Вполне возможно – это случится в самом ближайшем будущем, а может быть, - и через несколько лет. Идей много. Но главное для каждой идеи найти свое время и место.

Вопросы задавал Павел Подкладов